Читать книгу "Город Солнца. Голос крови  - Евгений Рудашевский"

Многое указывало на связь Города Солнца и цивилизации чавин. Тут были и соответствующий узор на Инти-Виракоче, и слова Дельгадо о надежде раскрыть их величайшую тайну, и стела Раймонди, вывезенная как раз из Чавин-де-Уантара. Возможно, отец, задумав в очередной раз оставить двойной ключ, сам попросил Гаспара отправить ему именно такую открытку – указал на музей в Лиме и на древний народ, чьими достижениями пользовались все последующие индейские народы: от мочика до инков. Так что Максим без особых сомнений решил навестить Вальтера Хосе. Отец не во всём доверял доктору, утаивал от него основные детали своего расследования. «Это жестоко, Серхио». Однако Вальтер Хосе был чуть ли не единственным, кто наверняка знал, что смерть Гаспара Дельгадо – лишь мистификация, а значит, был далёк от сотрудничества с людьми Скоробогатова. «Уже что-то». – «Да, для начала неплохо. Только не забывай, как отреагировал на твоё появление тоже вроде бы безобидный и прежде такой дружный с Шустовым Покачалов». – «Не забываю».

Доктор Мельгар, если удастся его найти, мог бы объяснить значение статуэтки. Едва ли отец спрятал её вместе с открыткой с одной лишь целью символически обозначить существование Города Солнца. «Сергей Владимирович ничего просто так не делал». Инти-Виракоча до сих пор был одной из немногих так и не объяснённых зацепок. Помимо него оставалось зловещее «вместо крови прольётся вода» – слова, которые Максим теперь соотносил исключительно с Омутом крови.

Шум двигателя убаюкивал. Аня, сидевшая рядом, и Дима, сидевший сзади, спали. Максим и сам не отказался бы вздремнуть после бессонной ночи, однако предпочёл достать из сумки второе письмо, точнее, его небольшой обрывок. Здесь речь шла о Карлосе дель Кампо – плантаторе, который помог безымянному коллекционеру приобрести все указанные в приходной книге памятники и которому Затрапезный предположительно передал полсотни ярославских рабочих со своей мануфактуры.

Собственно, в обрывке сообщалось немного. Гаспар писал, что предки дель Кампо были выходцами из Андалусии. После того как в тысяча пятьсот двадцать первом году их, в общем-то, богатый регион поразила засуха, они за бесценок продали свои пашни и, получив официальное разрешение на отбытие в Новый Свет, навсегда покинули испанские берега. Какое-то время жили на Кубе, занимались преимущественно разведением скота. Затем, после окончательного утверждения испанской короны в вице-королевстве Перу, перебрались туда в надежде укрепить своё положение и обогатиться.

«Не берусь судить, насколько успешными были их попытки, – писал Гаспар Дельгадо. – Мне лишь удалось выяснить, что предки нашего плантатора, переплывшие Атлантику одной семьёй, в Перу быстро разобщились. Каждый занялся своим делом. Кто-то объезжал молодых лошадей. Кто-то нанимался в экспедиции конкистадоров. А кто-то вовсе зарабатывал на ввозе в Перу рыцарских романов и прочей макулатуры. Из всех андалусских дель Кампо по-настоящему отметился один – к старости дослужился до алькальда в небольшом городке возле Тармы. Ещё один дель Кампо нашёлся среди муниципальных советников тех лет, но тут я не возьмусь ничего утверждать. Возможно, к нашим дель Кампо он отношения не имел».

Максим дважды перечитал этот обрывок. Убедился, что в нём нет ни скрытых намёков, ни каких-то важных отсылок. Следом достал фрагмент третьего письма – из четырёх, которые они с Димой и Аней успели расшифровать и перевести за предыдущую ночь. Конверты в стопке лежали без видимого порядка, однако Максим доверился последовательности, выбранной отцом, и не торопился забегать вперёд. Письмо, где упоминался проводник Марден, судя по штампу на конверте, было написано в январе две тысячи тринадцатого, за два месяца до того, как Дельгадо послал Шустову открытку с сообщением, что всё готово. Фрагмент о предках дель Кампо датировался десятым годом. Да и вообще большинство писем были отправлены в период с две тысячи восьмого, когда Шустов уже развёлся с мамой, но ещё не успел передать ей ни глобус, ни зашифрованное послание, по конец две тысячи десятого, когда он уже расшифровал дневник Затрапезного.

…я бы не стал. Воля твоя, поступай как хочешь, но я считаю это умопомешательством.

Так начинался обрывок третьего письма, посвящённого гибели Города Солнца.

Пока доказано лишь то, что Карлос дель Кампо самостоятельно оплачивал регулярные и довольно крупные поставки провизии. Его снабжали с десяток хозяйств, со многими из которых он и раньше водил дружбу. Причём наш плантатор явно переплачивал – то ли его дурили, то ли он соглашался на это добровольно, с условием, что поставщики оставят его закупки в тайне. Отправляю тебе, Серхио, копии соответствующих документов.

Тридцать один год непрерывного снабжения! Диву даёшься, сколько длилась эта авантюра. А потом, в тысяча восемьсот пятнадцатом году, всё резко оборвалось. С тех пор наш плантатор не приобрёл ни единого мешка с зерном, ни единой чушки чугуна. О нём самом больше никто не слышал. Он исчез, как тогда исчезли горе-мастера, прежде активно пополнявшие приходную книгу нашего безымянного коллекционера, как исчезли и любые упоминания о Городе Солнца. Со временем что-нибудь наверняка выплыло бы наружу, но Перу через шесть лет рухнуло в революционном переполохе и тут было не до погибших в безвестности плантаторов.

Однако я не согласен с твоими намёками, Серхио. Ничто там не было ни исчислено, ни взвешено, ни разделено. Ты сам всегда повторял, что порой отсутствие явных доказательств существования легко принять за главное доказательство несуществования. У нас нет оснований полагать, что Город Солнца с его жителями, которых ты упорно называешь соляриями, продолжал свою историю после пятнадцатого года, но нет и возможности доказать обратное!

Уж прости мне мою дурь, но ничто не мешало соляриям преспокойно жить и плодиться ещё хоть целый век, если не больше. Почему бы вообще не допустить, что там, в Городе Солнца или на его руинах, до сих пор сохранилось некое, если позволишь, подобие жизни?!

Что же до великого жертвоприношения капак хуча и разговоров об Инкарри, возрождающем царство справедливости, то это блажь и фантазия. Разве можно так свободно интерпретировать несколько символов, к тому же едва различимых? А называть их подтверждением того, что уже в восьмом году Город Солнца стоял на грани гибели и потому обратился к древним индейским ритуалам… ей-богу, просто смешно. И я тебя умоляю, Серхио, не вздумай…

На этом третье письмо оборвалось. Оно было не таким содержательным, как четвёртое, отправленное Шустовым, однако именно фрагмент, посвящённый гибели Города Солнца, заинтересовал Максима больше всего. И не отсылками к возможным жертвоприношениям, а тем, что тут Дельгадо недвусмысленно выразил свою веру в реальность Города Солнца. В зашифрованных тетрадях отец описывал его взгляды иначе: «…позволило Гаспару вернуться к его излюбленной теории о химеричности Города Солнца». «Гаспар также настаивал на второй версии – на незначительности и преувеличенной на картинах развитости таинственного города». Наконец, в тетрадях указывалось, что задолго до своей предполагаемой смерти «Гаспар почти вышел из игры, которую сам же начал». А тут – ни намёка на его сомнения. Лишь надежда, что найденные документы прояснят величайшую тайну цивилизации чавин.